при подготовке Т-36 к зимовке все это перенесли в казарму. Остались лишь буханка хлеба, немного гороха и пшена, полторы банки тушенки, чуть больше килограмма свиного жира, две пачки папирос и три коробка спичек.
На барже имелись небольшая печка-буржуйка и запас топлива для нее. Однако картофель, который они хотели приготовить, оказался испорчен — высыпался из ведра, когда штормило, и перепачкался мазутом. Впрочем, через несколько дней ели и не такое.
Пятилитровый бидон с питьевой водой унесло штормом, поэтому воду пили техническую, предназначенную для охлаждения дизелей, а также собирали капли дождя.
ли раз в сутки, — рассказывал Зиганшин журналу "Родина". — Каждому доставалось по кружке супа, который я варил из пары картофелин и ложки жира. Еще добавлял крупу, пока не закончилась. Воду пили трижды в день — по крохотному стаканчику из набора для бритья. Но вскоре и эту норму пришлось урезать вдвое
После того как закончилась картошка, старшина Зиганшин предложил сварить ремешки от часов. Потом в пищу пошли сапоги. По признанию Крючковского, в те моменты они радовались уже тому, что все эти вещи были сделаны из натуральной кожи. На вкус она оказалась очень горькой и плохо пахла. Но даже это не смущало дрейфующих солдат.
«Хотелось только одного: обмануть желудок, — признавал он. — Но просто кожу не съешь — слишком жесткая. Поэтому мы отрезали по маленькому кусочку и поджигали. Когда кирза сгорала, она превращалась в нечто похожее на древесный уголь и становилась мягкой. Этот "деликатес" мы намазывали солидолом, чтобы легче было глотать. Несколько таких "бутербродов" и составляли наш суточный рацион».
Радость вызвало обнаружение кожаных кружочков под клавишами гармошки. Федотов в последний раз исполнил на гармони песню «Амур-батюшка», и фрагменты инструмента пошли в пищу. Материал был мягкий, его глотали без обжига. Над выжившими потом шутили: «Да у вас музыкальные желудки!» Пытались они жевать и зубную пасту, и даже мыло.