Николай Черкашин
Памяти экипажа С-80
СМЕРТЬ В РЕЖИМЕ МОЛЧАНИЯ
Эта женщина была окружена ореолом мрачной тайны. Ее муж, ко-
мандир подводной лодки, погиб со всем экипажем в Баренцевом море. Никто не знал - как, где и почему. Об этом предпочитали не расспрашивать - особый отдел еще не закрыл следствие.
Вдова командира работала метрдотелем ресторана «Космос» в портовом пригороде Мурманска - Росте. Ресторан по нынешнем понятиям - второразрядный кабак, но для нас, подводников, выбиравшихся в столицу Заполярья из отдаленных баз, «Космос» представал фешенебельнейшим заведением, где каждый вечер шумел и сверкал скоротечный праздник жизни. Его хозяйкой была, строгой и внимательной, одетой всегда в черное платье, была она - Светлана. И каждый год - 27 января - ей приносили в заснеженном морозном Мурманске свежие цветы. Число роз всегда было четным...
* * *
Шестидесятые годы начались для Северного флота более, чем мрачно: из корабельного списка пришлось вычеркнуть сразу три подводные лодки. Даже в войну такое случалось нечасто... Сначала бесследно исчезла в море дизельный ракетоносец С-80.Потом рванули торпеды в носовом отсеке Б-37, стоявшей у причала в Полярном. Чудовищной силы взрыв разворотил и соседнюю подводную лодку С-350. Погибли сто двадцать два моряка. При-чины взрыва не выяснены до сих пор. Не исключалась диверсия — шла Холодная война...
Средняя дизельная подводная лодка С-80, приспособленная для запуска крылатых ракет, 25 января 1961 года вышла в дальний полигон Баренцева моря - туда, где сейчас покоится на грунте атомный подводный крейсер «Курск». Вышла не надолго - на несколько дней. На борту - 68 человек, включая второго командира. Последний раз субмарина дала о себе знать в 23.00 26 января. Командир капитан 3 ранга Анатолий Ситарчик доложил, что все задачи боевой под¬готовки выполнены, и просил «добро» на возвращение в базу. «Добро» дали. Но в 00 часов 47 минут 27 января радио¬связь прервалась. С-80 в Полярный не вернулась. В тот же день комфлота выслал на поиски два эсминца и спасательное судно. Район, в котором исчезла С-80, отстоял от побережья на 50 миль и занимал площадь 384 квадратные мили. Глубины — от 200 метров и ниже. Зимний шторм швырял корабли, моряки тщетно пытались разглядеть сквозь снежные заряды черный силуэт субмарины или хотя бы черное масляное пятно на воде.
На следующий день по флоту объявили аварийную тревогу, и на поиски С-80 вышли еще два эсминца, четыре малых противолодочных корабля, корабль разведки и спасательное судно.
Полярный притих в недобром пред¬чувствии. Увы, день, точнее, глухая арктическая ночь не принесла никаких вестей. Тогда начался массированный по¬иск с привлечением авиации, подводных лодок и рыболовецких судов с их придонными тралами и поисковой аппаратурой. Вдоль береговой линии летали пограничные вертолеты. Радиотехнические посты просеивали на своих экранах каждое пятнышко засветки.
О мертвых — либо хорошее, либо ничего. Это этическое правило не распространяется на моряков. Командир отвечает за все, что случилось на корабле и с кораблем, даже если он мертв.
Не миновала эта участь и навечно 36-летнего командира С-80 капитана 3 ранга Анатолия Дмитриевича Ситарчика.
Вот что писал о нем и об обстоятельствах катастрофы его бывший непосредственный начальник, командир дивизии подводных лодок Северного флота, а впоследствии Адмирал Флота Георгий Егоров:
« Подводные лодки с крылатыми ракетами на борту - сложные по устройству корабли. Поэтому нам (офицерам штаба - Н.Ч.) приходилось часто выходить в море на этих кораблях, изучать личный состав, особенно командиров. Тогда-то я и обратил внимание на одного из них. В море он допускал оплошности, часто нервничал, что совершенно недопустимо для подводника. Я не раз обращался к командующему подводными силами контр-адмиралу Г. Т.Кудряшову с просьбой отправить этого командира на тщательную медицинскую проверку для определения его психологического состояния, но этого сделано не было.
Вскоре я снова вышел в море на той же подводной лодке для проверки корабля и всех его систем на глубоководное погружение с уходом на рабочую глубину до 170 метров.
Испытания показали, что прочный корпус, все забортные отверстия, механизмы в основном удовлетворяют предъявляемым требованиям. Но снова возникли серьезные претензии к командиру корабля. Поэтому я приказал начальнику штаба дивизии капитану 1-го ранга Н.М. Баранову не отправлять лодку в море, а заняться совершенствованием подготовки командира и личного состава непосредственно в базе».
Распоряжение комдива не выполнили и «выпихнули» С-80 в полигон для отработки плановой курсовой задачи. О, этот всемогущий идол - план!
Капитан 1 ранга Егоров находился на мостике плавбазы «Иртыш», когда из перехваченной радиограммы узнал, что С-80 отправлена в море.
«Поэтому, — писал Георгий Михайлович, — не вступая в полемику, а ссылаясь на тяжелый прогноз погоды, дал радиограмму в штаб подводных сил: «В связи с приближающимся ураганом прошу ПЛ С-80 срочно возвратить в базу».
Приближение шторма уже чувствовалось по многим признакам.
Я приказал отправить в море часть лодок с рейда и погрузиться на глубину в назначенных районах. И, находясь на мостике плавбазы «Иртыш», которую на якорях носило с борта на борт ураганной силы ветром 25—30 метров в секунду при сплошных снежных зарядах, следил по локации за состоянием кораблей на рейде. От командиров лодок периодически поступали док¬лады о положении дел. Прошла радиограмма от подводной лодки С-80. Поскольку она была адресована штабу подводных сил, мы не смогли ее раскодировать. Полагал, что моя просьба выполнена, что командир С-80 подтвердил приказание штаба о возвращении и лодка направляется в базу.
Уже на рассвете получаю тревожный доклад: «Узел связи флота постоянно вызывает подводную лодку С-80. Ответа от нее нет».
С ураганом шутки плохи. Каких только не возникло тогда предположений о причинах молчания корабля. Командир С-80, не получив распоряжения штаба о возвращении в базу, мог пойти на погружение, чтобы укрыться от шторма под водой.
Решение тренировать экипаж при плавании под РДП в условиях тяжелого шторма в полярную ночь не вызывалось ни какой необходимостью. Мои сомнения относительно возможностей этого командира, к несчастью, подтвердились.
После подъема лодки с грунта проверка журнала радистов показала, что приказа штаба подводных сил о возвращении С-80 в базу, что могло предотвратить катастрофу, на корабль не поступало. Значит, моя просьба командованием подводных сил не была удовлетворена».
Сомнения относительно возможностей...
Известно, что мнения начальников и подчиненных часто расходятся. Вот бывшему лейтенанту, а ныне Герою Советского Союза вице-адмиралу запасу Евгению Чернову командир С-80 помнится совершенно другим человеком: «Это был смелый, решительный и грамотный подводник. Отец его генерал-авиатор, погиб во время войны. Анатолий Дмитриевич выходил в море в отцовском летном шлеме и его перчатка. Это был его талисман. Не знаю, взял ли он с собой эти реликвии в тот последний выход...»
Только через неделю после исчезновения С-80 — 3 февраля — рыбаки с траулера РТ-38 обнаружили в трале аварийный буй, которым обозначают место, где затонула лод¬ка. На нержавеющей табличке разобра¬ли тактический номер — С-80.
К сожалению, никто из рыбаков не мог сказать, где и когда они затралили буй. Штурманы схватились за свои линейки и циркули, пыталясь по расчетам вероятного дрейфа уточнить место. На¬несли на карты район, где штормом могло оборвать буй. Искали до 16 февра¬ля. К этому сроку в отсеках С-80 никого бы в живых не было.
Взять бы чуть севернее всего на полторы мили, и лодку бы нашли. Но никто не пересек 70-ю, будто заколдо¬ванную параллель. Правда, если бы тог¬да и обнаружили С-80, помочь ей было бы нечем — мощную судоподъемную фирму «ЭПРОН» по воле Хрущева давно
«Под аварию» главкому ВМФ СССР удалось выбить деньги на развитие спаса¬тельных средств. Самое главное — спроектировали и построили «Карпаты», специальное судно для подъема затонувших лодок.
«В их жилах не свернулась кровь...»
Подлодку нашли 23 июля 1968 года. С-80 лежала на твердом грунте на ровном киле, накренившись на правый борт.
Первые обследования с помощью спускаемой водолазной камеры показали: оба аварийно-спасательных буя — носовой и кормовой — отданы. Значит, под¬водники были живы по меньшей мере в обоих кормовых отсеках. Верхний рубочный люк задраен. Никаких видимых повреждений ни легкий корпус, ни прочный не имели. Особое внимание обратили на рули: все горизонтальные застыли в положении «на всплытие», вертикальный же был переложен «лево на борт». Именно по этим последним «телодвижениям» корабля была состав¬лена потом версия гибели.
После долгих проволочек и кадровых неурядиц была сформирована экспедиция особого назначения (ЭОН). Ее командир капитан 1 ранга Сергей Минченко — безусловный герой этой судо¬подъемной эпопеи. Ведь начинать при¬ходилось практически с нуля. Правда, в строй только что вступил спасатель под¬водных лодок «Карпаты». Но поднять с глубины 200 метров подводную лодку — задача более чем сложная.
Минченко вспоминает:
— С-80 перетащили в безлюдную бухту Завалишина, что под Териберкой, и поставили на понтоны. Как быть дальше? Специалисты из минно-торпедного управления уверяли государственную ко¬миссию, что при осушении отсеков торпеды, пролежавшие столько лет под водой, при перепаде давления могут взорваться. Они почти убедили руководство не рисковать и подорвать лодку, не осушая ее, не извлекая тел погибших. При этом терялся весь смысл напряженнейшего труда — поднять корабль, чтобы выяснить причину гибели!
Однажды вечером ко мне приходит минер, капитан 2 ранга (фамилию, к сожалению, не помню): «Разрешите, я проникну в первый отсек и приведу торпеды в безопасное состояние!» Риск огромный, и все-таки я разрешил. Очень важно было выяснить все обстоятельства катастрофы. Ночью отправились с ним на С-80. Кавторанг, одетый в легководолазное снаряжение, скрылся в люке. Я страховал его на надстройке. Наконец, он вынырнул: «Все. Не взорвутся.»
Утром — совещание. Докладываю: работать можно. Как, что, почему?! Рас¬сказал про ночную вылазку. Взгрели по первое число за самовольство. Но председателем госкомиссии был Герой Советского Союза вице-адмирал Щедрин, сам отчаянный моряк. Победителей не судят. Отсеки осушили. Началась самая тягостная часть нашей работы: извлечение тел.
Рассказывает вице-адмирал запаса Ростислав Филонович:
- Мне пришлось первому войти в отсеки С-80. На это право претендовали и особисты, и политработники, но решили, что сначала субмарину должен осмотреть кораблестроитель. Я вошел в лодку с кормы - через аварийный люк седьмого отсека. Тела подводников лежали лицом вниз. Все они были замаслены в соляре, который выдавило внутрь корпуса из топливных цистерн. В первом, втором, третьем и седьмом отсеках были воздушные подушки. Большинство тел извлекли именно из носовых отсеках. Вообще, все тела поражали своей полной сохранностью. Многих узнавали в лицо - и это спустя семь лет после гибели! Медики говорили о бальзамирующих свойствах морской воды на двухсотметровой глубине Баренцева моря...
* * *
То, что открылось глазам Филоновича, даже в протокольном изложении ужасно. Хлынувшая в средние отсеки вода прорвала сферические переборки из стали толщиной в палец, словно бумагу. Лохмы металла завивались в сторону носа — гидроудар шел из пятого дизельного отсека. Вода срывала на своем пути механизмы с фундаментов, сметала рубки и выгородки, калечила людей... В одном из стальных завитков прорванной переборки Филонович заметил кусок тела. Почти у всех, кого извлекли из четвертого и третьего отсеков были разможенны головы.
Участь тех, кого толстая сталь при¬крыла от мгновенной смерти, тоже была незавидной: они погибли от удушья. Кислородные баллончики всех дыхательных аппаратов (ИДА) были пусты. Но прежде чем включиться в «идашки», моряки стравили из парогазовых торпед сжатый воздух в носовой отсек.
Когда взяли пробы воздуха из «подушек» в первом, третьем и седьмом отсеках, то кислорода вместо нормальных 22% оказалось: в первом - 6,9%, в третьем - жилом - 3,1%, в седьмом - кормовом - 5,4%.
Не все смогли выдержать пытку медленным удушьем. В аккумуляторной яме второго (жилого) отсека нашли мичмана, который замкнул руками шину с многоамперным током... Еще один матрос затянул на шее петлю, лежа в койке. Так и пролежал в петле семь лет...
Остальные держались до последнего. В боевой рубке на задраенной крышке нижнего люка обнаружили тела старпома - капитана 3 ранга В. Осипова и командира ракетной боевой части (БЧ-2) капитан-лейтенанта В. Черничко. Первый нес командирскую вахту, второй стоял на перископе как вахтенный офицер. Кто из них первым заметил опасность — не скажет никто, но приказ на срочное погружение из-под РДП отдал, как требует в таких случаях Корабельный устав, капитан 3 ранга Осипов.
Тела командира С-80 и его дублера капитана 3 ранга В. Николаева нашли в жилом офицерском отсеке. По-видимому, оба спустились в кают-компанию на ночной завтрак. Катастрофа разыгралась столь стремительно, что они едва успели выскочить в средний проход отсе¬ка...
Рассказывает бывший главный инженер ЭОН - экспедиции особого назначения, ныне контр-адмирал-инженер Юрий Сенатский.
— В бухту Завалишина, где стояла на понтонах С-80, подогнали СДК (средний десантный корабль). В десантном трюме поставили столы патологоанатомов. Врачи оттирали замасленные лица погибших спиртом и не верили своим глазам: щеки мертвецов розовели! В их жилах еще не успела свернуться кровь. Она была алой...
Кончина шестидесяти восьми подводников на С-80 была воистину мученической. Врачи уверяли, что на своем запасе отсечного воздуха подводники вполне могли протянуть неделю. Неделю ждать помощи и уходить из жизни в бреду удушья...
- Они пели «Варяга»! - уверял меня капитан медслужбы Валерий Коваль. Мы пили спирт вместе с остальными участниками «дезинфекции» С-80 после извлечения трупов, и капитан готов был вцепиться в любого, кто усомнился бы в его словах. - Понимаешь, в кают-компании был накрыт стол... Они прощались. Они пели...
Так ему хотелось... Так он видел.
Потом погибших уложили в гробы, и СДК с приспущенным флагом двинулся в Полярный, в бухту Оленью.
Когда тела экипажа С-80 были преданы земле, точнее вечной мерзлоте Оленьей губы, кадровики совершили свой ритуал - в комнате для сжигания секретных бумаг предали огню удостоверения личности офицеров и мичманов погибшей лодки.
На капитана 1 ранга Бабашина легла еще одна нелегкая обязанность: рассылать родственникам погибших подводников их личные вещи. Было куплено 78 одинаковых черных фибровых чемоданов. В каждый положили по новенькому тельнику, бескозырке... У кого сохранились часы — положили и их. Перетрясли баталёрки, нашли письма, книги, фотоаппарат. И поехали по всему Союзу фибровые чемоданы и цинковые гробы с «грузом 200». Потом, спустя четверть века, полетят над страной «цинки» афганцев в «черных тюльпанах». А тогда молча, скрытно, секретно хоронили моряков...
С той поры прошло 36 лет. Не Бог весть какая древность. Но за это время на флоте сменилось не одно поколение, так что узнать теперь что-либо о погибших чрезвычайно трудно. Лишь отрывочные сведения от тех, кто когда-то сам служил на С-80 или дружил с кем-то из экипажа. Вот что рассказал о капитан-лейтенанте Викторе Черничко его сослуживец капитан 1 ранга в отставке Бабашин:
— В памяти остался как весельчак, гитарист, лыжник, боксер. Нос, как у всех боксеров, был слегка кривоват, но это даже ему шло... Успеху у женщин эта его «особинка» не мешала. А вообще-то, был добрый семьянин, отец двоих детей. Заядлый лыжник. Иной раз прибегал прямо к подъему флага, сбрасывал лыжи — и в строй.
Высококлассный ракетчик, выпускник Севастопольского военно-морского училища имени Нахимова. Он уже получил назначение на большую ракетную подлодку 651-го проекта. Мог и не ходить в море, но взялся подготовить своего преемника - командира ракетной группы Колю Бонадыкова. «Последний раз, - говорил, - схожу, и все». Вот и сходил в последний раз...
Точные обстоятельства гибели С-80 не установлены и по ею пору. Есть лишь версии, более или менее убедительные.
С-80 относилась к классу средних дизельных торпедных подлодок. Но в отличие от других (лодок 613-го проекта было построено свыше двухсот) она могла нести и две крылатые ракеты, расположенные в герметичных контейнерах за рубкой. По сути дела, была испытатель¬ной платформой для нового морского оружия.
Была и еще одна техническая особенность, возможно, сыгравшая роковую роль.
— Шахта РДП (труба для подачи воздуха к дизелям с перископной глу-бины. — Н. Ч.) на С-80 была шире, чем на других «эсках», — говорит моряк-подводник старший мичман В. Казанов. — В тот день море штормило и был хороший морозец. Волна, как видно, захлестывала шахту, и на верхней крышке намерз лед. Лодка пошла на глубину, а крышка не закрылась... Вода рванула в пятый отсек, где два моряка пытались уберечь корабль от катастрофы. Мы их там и нашли...
А вот выводы Сергея Минченко:
— Положение вертикального руля С-80 — 20 градусов на левый борт — говорит о том, что подводная лодка вынуждена была резко отвернуть, что¬бы избежать столкновения. Никаких скал и рифов в районе плавания не было. Скорее всего, лодка пыталась разойтись с неизвестным судном...
Что же это за «неизвестное судно», которое неожиданно оказалось в полигоне боевой подготовки? Никаких советских кораблей, рыболовецких траулеров там в тот день не было. Это подтверждают все оперативные службы. Но если вспомнить, как часто появлялись и по¬являются поныне в прибрежных водах Кольского полуострова иностранные подводные лодки, нетрудно предположить, что командир С-80 увидел в перископ корабль-разведчик, шедший без отличительных огней и потому особенно малозаметный в полярную ночь да еще в слабосильную оптику. Вполне понятен был интерес военно-морской разведки НАТО к необычной подводной лодке с ракетными контейнерами.
Итак, у С-80 не было прямого столкновения с неизвестным кораблем, но был опасный маневр, вы¬званный появлением этого корабля в запретном районе. Маневр, который в силу случайности стал роковым.
Важно отметить, что С-80 не жертва обстоятельств, а боевая потеря, понесенная флотом в ходе самой тихой, но отнюдь не бескровной подводной охоты в океане.
Последнюю точку над «i» в моем расследовании трагедии С-80 поставил ее бывший старпом, переведенный за несколько лет до гибели субмарины на другой корабль, а ныне вице-адмирал запаса Евгений Чернов:
- Лодки не должны тонуть, как вы понимаете, при срочном погружении из-под РДП даже при обмерзании поплавкового клапана. В любом случае подача воздуха к дизелям из атмосферы перекрывается мощной захлопкой. Как только С-80 стала уходить на глубину, матрос-моторист бросился перекрывать воздушную магистраль, из которой била вода. Он отжимал рычаг захлопки вправо, а надо было — влево. Парень жал с такой силой, что согнул шток. Он был уверен, что перекрывает, на самом же деле открывал по максимуму. В чем дело? В пустяке. Матрос этот был прикомандирован с другой лодки, где воздушная магистраль перекрывалась не влево, а поворотом рукоятки вправо. Матрос не знал этой особенности. Выходит, вино¬вен в гибели С-80 тот, кто не успел или забыл предупредить его об этом. Кто? Командир отделения? Старшина команды? Командир группы? Инженер-механик? Кому легче от того, что вина за катастрофу распределилась по этой цепочке? Тем более что подобных «чужаков» на лодке было семь человек, не считая офицеров-дублеров. Порочная практика прикомандирования специалистов с других кораблей за несколько часов до выхода в море, увы, существует и поныне, несмотря на все приказы и инструкции. Нечто похожее произошло и на атомной подводной лодке К-429 в 1983 году - там было прикомандированы 47 человек их 87 по штату. Но эта уже другая с история с тем же печальным финалом.
https://www.facebook.com/nikolaj.cerkasin1/posts/662339760473745? ... =notify_me
