История ВОВ 2.0

[censored by DCHook]

[censored by DCHook]

[censored by DCHook]

[censored by Grace-o]

[censored by Grace-o]

Скорее всего, мы не сильно ошибемся, если оценим общие боевые потери авиации Западного фронта за 22 июня 1941 г. в 100–150 самолетов, в том числе и несколько десятков самолетов, действительно сожженных немецкой авиацией на приграничных аэродромах 11, 9 и 10 САД. Все остальные «уничтоженные на земле» самолеты пропали, по нашему мнению, в ходе мероприятия под безобидным названием «перебазирование».

В 129 ИАП (9 САД) это происходило следующим образом. В середине дня этот полк (истребительный полк!) решено было «вывести из под удара». Перелетели в Добженовку. Затем — на крупный аэродром в Кватеры (это уже порядка 100 км от границы). Учитывая, что самолетов в полку было почти в три раза больше, чем летчиков, можно предположить, что уже в ходе этого первого этапа «перебазирования» десятки новехоньких МиГов были брошены на земле и в дальнейшем украсили победные сводки люфтваффе. Вечером того же дня 22 июня аэродром в Кватерах подвергся 15-минутной штурмовке двумя эскадрильями Ме-110. После этого, как пишет в своих воспоминаниях Рулин, «остатки (?) полка перелетели в Барановичи». Последние пять МиГов были брошены в Барановичах по причине разрушения взлетной полосы аэродрома в результате немецких бомбежек. Днем 23 июня «командир приказал оставшемуся личному составу собраться на аэродроме Балбасово — пункте сбора летного и технического состава авиаполков округа» [66].

Балбасово — это под городом Орша. 550 км к востоку от границы. Лихо. Если бы немецкие истребительные эскадры решили «выйти из под удара» с подобным пространственным размахом, то они очутились бы на ближних подступах к Берлину...

Сердитый читатель должен уже возмутиться: «А что же им еще оставалось делать, если аэродром был разрушен! На себе самолеты тащить?» Предположение верное. Именно так и положено обращаться с крайне дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания Покрышкина, он там очень подробно описывает, как спасал свой разбитый МиГ после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам отступления... Но к теме нашей дискуссии все это никакого отношения не имеет. Аэродром в Барановичах был вполне пригоден для боевой работы.

В 6 часов утра 22 июня командующий ВВС Западного фронта И. Копец приказал командиру 43 ИАД Г. Захарову прикрыть одним истребительным полком город и крупный железнодорожный узел Барановичи. Во исполнение этого приказа Г. Захаров, штаб дивизии которого находился именно в Балбасово, перебазировал в Барановичи свой 162 ИАП (54 истребителя И-16).

«К девяти часам утра полк приземлился в Барановичах, — пишет в своих мемуарах генерал Захаров, — после первых бомбардировочных ударов гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал...» Ну это же после первых ударов... Может быть, его потом разрушили, как раз тогда, когда в Барановичи перебазировались «остатки» 129 ИАП?

«В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить аэродром, но попытка была сорвана и отбомбились они неудачно... С утра 23 июня в течение двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин, Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет... За первые три дня полк не потерял в боях ни одного летчика...» [55].

Вот такая у нас была «странная война». Одни перебазируются с запада на восток, другие — с востока на запад. Одни — в Балбасово, другие — из Балбасово. Для одних аэродром пригоден для того, чтобы три дня на нем воевать, не потеряв при этом ни одного летчика. Другие и взлететь с него не могут, поэтому и бросают новейшие истребители...

В мемуарах Захарова есть и еще один, очень примечательный штрих: «...приземлившись в Барановичах (ранним утром 22 июня), летчики 162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось взлететь под бомбами...» Одним словом, некоторые летчики 9 САД (а только в ней и были МиГи) начали «перебазирование» в порядке личной инициативы, не дожидаясь никаких приказов, в первые же минуты войны. К вечеру перелетных «соколов» стало гораздо больше. Захаров пишет, что на аэродроме Минска он обнаружил «самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все было забито техникой».

Минск — это «всего лишь» 350 км от фронта. Нашлись и передовики «перебазирования», которые смогли долететь в первые часы войны аж до Смоленска!

«...В тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы нашего авиакорпуса стали производить посадку одиночные истребители полков армейской авиации Западного фронта.

После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные аэродромы, в том числе и на наши...» [50]. Это — строки из воспоминаний маршала авиации Скрипко. Его 3-й дальнебомбардировочный корпус (как об этом уже говорилось выше) перед войной базировался в районе Смоленска (700 км от тогдашней госграницы). Редкий истребитель долетит туда от Бреста или Белостока, а уж о том, чтобы совершить такой перелет после «напряженного воздушного боя», и речи быть не могло! Еще более странно звучат слова о том, что уже УТРОМ первого дня войны кто-то и зачем-то «перенацеливал» истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели истребительная авиация создавалась только для того, чтобы после первых же выстрелов начать безостановочный «выход из под удара»?

Во второй половине дня 22 июня 1941 г. начатое «по инициативе снизу» перебазирование приобрело характер массового бегства.

В. И. Олимпиев, 1922 года рождения, один из очень немногих призывников 1940 года, кому посчастливилось дожить до Победы. Интернет-сайт «Я помню» опубликовал книгу его воспоминаний о войне, которую Всеволод Иванович прошел от первого до последнего дня, от Белостока через Москву до Берлина. В Белостоке сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9 САД. Вот почему, несмотря на столь скромное звание, видел и знал Всеволод Иванович довольно много. Его мемуары стоят того, чтобы их подробно процитировать, подчеркнув некоторые ключевые слова: «...вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941 г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь сон услышал громкую команду — «в ружье». Взглянул на часы — около двух ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые учения... Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для размотки и намотки кабеля, достиг военного аэродрома на окраине города. Все было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль летного поля 37-мм зенитные орудия (а сколько было причитаний по поводу отсутствия зенитного прикрытия на наших аэродромах!), вооруженные карабинами расчеты которых были в касках...

...буквально за несколько минут до начала бомбардировки на летном поле, как мы убедились сами, было тихо, не раздавался рев разогреваемых моторов, и вообще ничто не говорило о готовности к взлету хотя бы дежурного звена (в каждом полку в соответствии с Боевым Уставом БУИА-40 должно было быть по 2 звена в готовности к немедленному взлету). Похоже, летчиков даже не оповестили о том, что воздушные эскадры противника уже пересекли нашу границу. Такое трудно объяснить плохой работой связистов...

...первую половину дня я дежурил у телефона на ЗКП командира 9-й САД... в конце дня 22 июня я получил по телефону приказ бросить все и как можно быстрее вернуться в штаб дивизии... Все авиационные части получили приказ немедленно покинуть город и уходить на Восток...

...поздним вечером 22 июня длинная колонна покинула Белосток и уже ранним утром понедельника была далеко за городом... В машинах находились только военные с голубыми петлицами...

...на рассвете 23 июня автоколонна авиационных частей двигалась по шоссе на Барановичи (это уже 250 км к востоку от границы)..., днем 24 июня мы продолжали движение на восток.

Этот вторник был фактически концом 9 САД... На рассвете 25 июня мы увидели в низине затемненный город Оршу».

Ну вот мы и в Балбасово...

Практически так же и с теми же последствиями проходило «перебазирование» 10 САД полковника Белова. В состав этой авиадивизии, базировавшейся восточнее Бреста, в районе Кобрин-Пружаны, входили два истребительных (123 ИАП и 33 ИАП), бомбардировочный (39БАП) и штурмовой (74 ШАП) полки.

Полковник Белов дожил до Победы (правда, встретил он ее все в том же звании полковника — обстоятельство среди авиационных командиров уникальное). В самые что ни на есть «застойные годы» (в 1977 г.) были опубликованы его воспоминания о первом дне войны. Название очерка — «Горячие сердца». Интонация повествования — соответствующая названию. Тем не менее, на пяти страничках текста разбросаны алмазы ценнейшей информации [44]: «...20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа: привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках — отозвать в части...

...командиры полков получили и мой приказ: самолеты рассредоточить за границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать...» Здесь необходимо небольшое уточнение. Подобные приказы — о повышении боеготовности, о рассредоточении и маскировке самолетов, о переводе личного состава на казарменное положение — были отданы не только в 10 САД. Так, бывший командир 43 ИАД Г. Захаров вспоминает: «...все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев, эскадрилий...» А вот строки из воспоминаний подполковника П. Цупко об обстановке в 13БАП (9 САД): «...с рассвета дотемна эскадрильи замаскированных самолетов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове. Это было очень утомительно..., но иного выхода не было. В полку было пять эскадрилий по двенадцать экипажей в каждой. Дежурили обычно три из них, остальные учились, летали. Через сутки эскадрильи сменялись...» [64].

Не были эти приказы и плодом местной инициативы командования ЗапОВО.

Г. Захаров вспоминает, как в конце 1940 г. он был участником совещания у Сталина, по результатам которого был «издан специальный приказ ... о необходимости перевода личного состава летных частей на казарменное положение» . А выдающийся ас — истребитель, Герой Советского Союза Ф. Ф. Архипенко в своих мемуарах вспоминает и о личных переживаниях по этому поводу: «...вышел приказ No 0200 Наркома Обороны, согласно которому командиры с выслугой в рядах РККА менее 4-х лет обязаны были жить в общежитиях на казарменном положении..., что весьма расстраивало таких как я, бравых и холостых...» [59].

Теперь к вопросу о самолетах, «которые стояли на аэродромах рядами, крыло к крылу, выстроенные, как на параде».

19 июня 41 г. в округа поступил Приказ Наркома обороны No 0042, который требовал: «...категорически воспретить линейно и скученно располагать самолеты..., имитировать всю аэродромную обстановку соответственно окружающему фону..., проведенную маскировку аэродромов, складов, боевых и транспортных машин проверить с воздуха наблюдением и фотосъемками...» [ВИЖ. — 1989. — No 5].

Полный текст этого важнейшего документа был опубликован недавно, но в пересказе его упоминали в своих «доперестроечных» мемуарах А. М. Василевский и М. В. Захаров. Да, с момента получения этого приказа до нападения оставалось 2 дня. А сколько надо дней для того, чтобы откатить И-16 (вес пустого полторы тонны) на край летного поля и наломать в июне зеленых веток для маскировки?

20 июня вышел следующий Приказ Наркома No 0043 на ту же самую тему: «3. К 1 июля произвести маскировку всех аэродромных сооружений применительно к фону местности...

...

5. На лагерных аэродромах самолеты располагать рассредоточено под естественными и искусственными укрытиями...» [6].

Из показаний командующего Западным фронтом Д. Г. Павлова следует, что в 2 часа ночи 22 июня «Копец и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом Наркома Обороны...» [67].

Этот доклад полностью подтверждается и воспоминаниями Белова: «...около 2 часа ночи 22 июня даю сигнал «Боевая тревога». Он передается по телефону, дублируется по радио (полное отсутствие средств связи?). Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го ШАП подтверждения получения этого сигнала не было (ага! Вот они — диверсанты...) Полковник Бондаренко вылетел в 74 ШАП на самолете По-2 (как можно «оставить без связи» авиадивизию, самолеты которой сами по себе являются прекрасным средством связи!) в 3 ч. ночи и по прибытии объявил боевую тревогу...» Итак, все части дивизии приведены в состояние полной боевой готовности, личный состав дежурит на аэродромах, самолеты рассредоточены и замаскированы.

«Но если к нам нагрянет враг матерый, он будет бит — повсюду и везде...» Первым, в 4 часа 15 минут, удару врага подвергся 74 ШАП (62 устаревших И-152/153 и 8 новейших Ил-2, 70 летчиков). Белов описывает это так: «...10 «мессершмиттов» в течение нескольких минут расстреливали самолеты (обычно, в книжках советских историков, налет на «мирно спящий аэродром» продолжается пару часов, но Белов — летчик, и так врать он не может, потому что знает, что боезапаса Bf-109F хватает на 50 секунд непрерывной стрельбы из пулеметов и 11 секунд — из пушки MG-151)... В результате все пятнадцать И-152 и два Ил-2 были уничтожены».

Полковник Белов ушел из жизни в 1972 году. Спросить его — что значит «все пятнадцать», если их всех было 62 — уже нельзя. Не у кого и узнать, куда же делись шесть уцелевших Ил-2?

«...Оставшийся без самолетов (???) личный состав забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко (а где же командир полка? Когда и куда он «перебазировался»?) убыл на восток...» Надо полагать — в Балбасово. На этом боевые действия 74 ШАП закончились.

Здесь необходима еще одна справка. Штурмовик Ил-2 считался в ту пору совершенно секретным вооружением Красной Армии. В. Б. Емельяненко в своих мемуарах [48] пишет, как в середине июня 1941 г. его 4 ШАП перевооружался на Ил-2. Сначала летчики изучали гидро — и электросхемы «самолета Н», который им не показали даже на картинке. Когда из Воронежа пригнали несколько первых Илов, то летчикам дали полюбоваться ими, а затем «военные с красными петлицами» (т. е. НКВДэшники) зачехлили самолеты, опечатали завязки чехлов и выставили свою (!) охрану.

Затем наступила очередь «перебазироваться» 39 БАПу. Перед войной этот полк (43 СБ и 9 новейших Пе-2, 49 экипажей) базировался в Пинске, за 160 км от границы. В скобках заметим, что лишь очень немногие бомбардировочные группы люфтваффе расположились так далеко от линии будущего фронта. Боевые действия этого полка (как можно судить по статье полковника Белова) продолжались 22 июня 1941 г. всего один час: «...с аэродрома 39 БАП в 7 часов утра поднялась девятка под командованием капитана Щербакова..., немцы приняли наши бомбардировщики за свои. Девятка успешно выполнила поставленную задачу. Примерно через час (т. е. в 8–9 часов утра) на Пинск налетели 25–30 вражеских бомбардировщиков. Но на аэродроме были только поврежденные при первом налете машины (в тексте нет ни одного слова про этот самый «первый налет»). Все исправные самолеты уже перелетели на другой аэродром...» Какой именно аэродром — Белов не сообщает. Странно. Трудно ли было написать одно слово, тем более, что множество других аэродромов в тексте названы «поименно»?

Бывший начальник штаба 4-й Армии, в полосе которой и должна была бы действовать 10 САД, генерал-полковник Л. Сандалов описывает эти же события совсем по-другому: «...около 10 часов утра последующими ударами немецкая авиация разгромила и бомбардировочный полк 10 САД на аэродроме в Пинске, уничтожив почти все самолеты, в том числе и новые бомбардировщики Пе-2, которые не были даже заправлены горючим. В полку осталось только 10 самолетов СБ...» [79].

Кому же верить, Дорогой читатель? Командир дивизии уверяет, что, самое позднее, в 9 часов утра полк уже перебазировался из Пинска на «другой аэродром». Начштаба армии уверяет, что в 10 утра как раз и произошло уничтожение почти всех самолетов 39 БАП на аэродроме в Пинске. Белов утверждает, что уже в 2 часа ночи 39 БАП получил сигнал боевой тревоги. Сандалов объясняет потерю самолетов на аэродроме тем, что даже новейшие Пе-2 не были заправлены топливом.

И это через 8 часов после объявления боевой тревоги?!?

Некоторую ясность в вопрос о «другом аэродроме» вносят вот эти свидетельства Сандалова: «командир 10-й авиадивизии со штабом и остатками авиационных полков перешел 22 июня в Пинск, а 24 июня — в район Гомеля».

Гомель — это 500 км на восток от Бреста. Немцы заняли район Гомеля только 17–19 августа, почти через два месяца после начала войны. Таким образом, «перебазирование» в Гомель очень надежно выводило остатки 10 САД «из под удара» и столь же гарантированно лишало остатки 4-й Армии всякой поддержки с воздуха. Впрочем, это произошло даже не 24 июня, а еще раньше. Все с тем же эпическим спокойствием Сандалов пишет: «...во второй половине дня 22 июня командир 10 САД ... убыл со своим штабом в Пинск. В дальнейшем штаб армии со штабом авиационной дивизии связи не имел. Остатки этой дивизии совместных действий с войсками армии больше не вели ... командующий Кобринским бригадным районом ПВО вместе с подчиненными ему частями 23 июня перебазировался в Пинск, а позднее — в тыл». Вот так, взял и «перебазировался в тыл». Перебазировался в то самое время, когда немецкая авиация буквально свирепствовала над полями боев. И что совсем уже странно, Сандалов утверждает, что все эти удивительные «перебазирования» были произведены с санкции командования Западного фронта?!

Из слов Сандалова как будто следует, что 23 июня штаб 10 САД еще был в Пинске, т. е. в зоне боевых действий. Но это предположение противоречит другим источникам. Так, Скрипко приводит такой текст донесения капитана М. Ф. Савченко, сменившего на посту командира 123 ИАП майора Б. Н. Сурина, погибшего 22 июня в воздушном бою: «...штаб 10 САД эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей... Вчера, 22.06 провели восемь воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик... Сегодня группа сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше...» [50].

Приводит Сандалов (правда, в другой своей книге) и весьма странный разговор, который состоялся у него 22 июня с командиром 10 САД полковником Беловым: «- С переходом дивизии в Пинск всякая связь с вами будет потеряна, — заметил я. — А почему бы вам не перебазировать сохранившиеся самолеты в район Барановичей или Слуцка?

— В Барановичах аэродром разрушен, а в Слуцке подготовленного аэродрома и раньше не было, — возразил Белов. — Так что, кроме Пинска, деваться нам некуда...» [82].

Самое странное здесь даже не очередное упоминание про «разрушенный аэродром в Барановичах», а предложение Сандалова перебазировать авиадивизию в Слуцк. Достоверной информации о состоянии аэродрома в Барановичах оба полковника в тот момент могли и не иметь, но как же Сандалов мог не знать, что Барановичи в полтора, а Слуцк — в два раза дальше от Кобрина, нежели Пинск? Если в этом диалоге и мог быть хоть какой-то смысл, то только в том случае, когда уже в 14 часов 22 июня речь шла о «перебазировании» 10 САД вовсе не в Пинск, а в Гомель ...

Еще одним чрезвычайно показательным примером «достоверности» общепринятой версии уничтожения авиации Западного фронта может служить описание разгрома 33 ИАП (44 самолета И-16, 70 летчиков), данное в четырех разных источниках.

Генерал-полковник Л. М. Сандалов, «Боевые действия войск 4-й армии...»: «Одновременно с артиллерийской подготовкой (т. е. на рассвете 22 июня) немецкая авиация произвела ряд массированных ударов по аэродромам 10 САД. В результате этих ударов были сожжены ... 75 % материальной части 33 ИАП на аэродроме в Пружаны вместе со всем аэродромным оборудованием...» 75 процентов — это только на рассвете. Описывая события, происходившие около 10 часов утра, Сандалов утверждает, что «истребительные полки потеряли почти все самолеты и не могли выполнять боевых задач...» Иную картину событий рисует бывший командир 10 САД полковник Белов: «...на аэродром в Пружанах налетело 20 «хейнкелей». Они действовали под прикрытием небольшой группы Ме-109. В это время на аэродроме была только одна эскадрилья. Она поднялась навстречу и вступила в неравный бой. Вскоре вернулись с задания остальные три эскадрильи (они прикрывали район Брест — Кобрин) и также вступили в воздушный бой... Летчики рассеяли немецких бомбардировщиков, и те беспорядочно сбросили бомбы, почти не причинив вреда. В этом бою было сбито пять самолетов противника... (единственной в этом бою потерей, о которой пишет Белов, была гибель лейтенанта С. М. Гудимова, таранившего немецкий бомбардировщик), ...фашисты нанесли по аэродрому еще один бомбовый удар двенадцатью «юнкерсами» Ю-88, вскоре — штурмовой налет двенадцати Ме-109, минут через тридцать — еще один. В полку не осталось ни одного самолета, способного подняться в воздух..., я приказал всему личному составу 33 ИАП сосредоточиться на аэродроме в Пинске (т. е. именно там, где капитан Савченко на следующий день искал и не мог найти самого Белова) и ждать моих распоряжений. К 10 часам фактически закончились боевые действия этого полка».

Из дальнейшего описания однозначно следует, что Белов имел в виду именно 10 часов утра. Запомним это обстоятельство.

Будущий маршал авиации Скрипко в те дни находился в районе Смоленска, за сотни километров от места гибели 33 ИАП. Тем не менее, в его воспоминаниях появляется уже и «объективная причина» того, почему последний налет «мессершмиттов» привел к таким огромным потерям: «...в боевой готовности встретил войну 33 ИАП, базировавшийся в 75 км от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Не-111 на дальних подступах к своему аэродрому... После одного из таких воздушных боев наши летчики вернулись на аэродром почти с пустыми топливными баками... В этот момент к аэродрому на малой высоте подошли не замеченные постом ВНОС 10 фашистских «мессеров». Они с ходу атаковали рулящие, заправлявшиеся топливом истребители, расстреливая их огнем из пушек, пулеметов. Противовоздушной обороны здесь не было, и нападение противника продолжалось более часа».

На этой точке Скрипко заканчивает свой рассказ о боевых действиях 33 ИАП. Ни точного времени того рокового налета, ни конкретного числа потерянных полком самолетов он не называет.

И вот, наконец, описание тех же событий, выполненное на основании документов, составленных пунктуальными немцами: «...в 21час 20 мин. четвертый штаффель (эскадрилья) истребительной эскадры JG 51 в составе девяти Bf-109F под командованием обер-лейтенанта Э. Хохагена атаковали стоянки самолетов 33 ИАП на аэродроме Пружаны, затем в 21–31 и 21–38 подошли еще две группы «мессершмиттов». По возвращении на базу немецкие летчики доложили об уничтожении на земле 17 советских самолетов... » [63].

Нужны ли комментарии? Потеря 75% матчасти после первого удара (версия Сандалова), успешное отражением первого удара и полное уничтожением всех самолетов полка последующими ударами противника к 10 часам утра (версия Белова) и, наконец, потеря на земле всего лишь 17 самолетов (39% от первоначальной численности) в 10 часов вечера.

Показания бывшего командира дивизии опровергают и «технически грамотную» версию маршала Скрипко. Если (как пишет Белов) «всему личному составу» полка в первой половине дня 22 июня было приказано «перебазироваться» в Пинск, то в 21 час 20 мин. на аэродроме в Пружанах уже никого не было. Никто никуда не «выруливал и не заруливал», а немцы успешно штурмовали БРОШЕННЫЕ на земле самолеты. Примечательно, что и в этом случае (опустевший аэродром, отсутствие всякого противодействия) немцы отчитались всего лишь о 17 уничтоженных самолетах — а вовсе не о «75 % материальной части 33 ИАП вместе со всем аэродромным оборудованием...» Кстати об аэродромном оборудовании. Немцы тоже непрерывно перебазировались. Уже к концу июня практически все истребительные и штурмовые авиагруппы люфтваффе перелетели с аэродромов в Польше на аэродромы бывшего ЗапОВО. Чуть позднее перебазировались на восток и бомбардировщики. 3 июля 1941 г. за подписью Г. К. Жукова вышла Директива Ставки о нанесении массированного удара по аэродромам базирования немецкой авиации [5]. В качестве таковых было названо десятка два аэродромов, причем не только западных, но уже и восточных областей Белоруссии и Украины. В тот день, когда Жуков подписал эту Директиву, истребительная эскадра Мельдерса базировалась в районе Быхова на Днепре, в нескольких километрах от линии фронта [63]. Именно с наших аэродромов (на которых, «как все знают», ничего — взлетных полос, бензохранилищ, телефонных линий, подъездных дорог, укрытий для личного состава — не было), на которых «в первый день внезапным ударом» было уничтожено то немногое, что было, немецкая авиация и действовала все лето 1941 года.

Ко всему сказанному выше осталось только добавить, что книга Сандалова написана была не для пионервожатых и даже не для студентов-историков. Воениздат выпустил ее в 1961 г. с грифом «секретно» в качестве учебного пособия для слушателей военных академий. На ней воспитано два поколения наших полководцев.

Чем быстрее и успешнее наступали вглубь советской территории танковые корпуса вермахта, тем больший размах приобретало «перебазирование» советской авиации. Уже вечером 24 июня Гальдер с чувством глубокого удовлетворения записывает в своем дневнике: «...авиация противника, понесшая очень тяжелые потери (ориентировочно 2 000 самолетов), полностью перебазировалась в тыл...» Самое примечательное в этой записи — цифра. Чем дальше от дня и часа «внезапного нападения», тем больше становятся цифры потерь от удара по «мирно спящим аэродромам». 2 000 — это только начало процесса. Еще через несколько дней число уничтоженных 22 июня 41 г. советских самолетов оценивается немцами в 1 811 (вместо 850!), причем 1 489 из них считаются «уничтоженными на земле». Достижения 2-го Воздушного флота люфтваффе вырастают к 28 июня в пять раз (1 570 против 300). Примечательно, что и эта цифра близка к тем, что встречаются в докладах советских военачальников (1 163 самолета потеряно к 29 июня по отчету командующего ВВС Западного фронта Науменко, 1 483 самолета — по докладу нового начштаба фронта генерала Маландина) [40, с. 286].

Потери авиации Северо-Западного фронта за три первые дня войны «вырастают» в 15 раз (1 500 против 100), причем 1 100 из них считаются «уничтоженными на земле». Все это так удивило Геринга (толстый и противный, но все-таки военный летчик Первой мировой), что он прислал специальную комиссию для проверки этих отчетов. Комиссия проехалась по захваченным аэродромам и обнаружила на них более двух тысяч советских самолетов. Задним числом всю эту массу брошеной при паническом бегстве техники записали в число «уничтоженных внезапным ударом по аэродромам».

Land:

Уже давно в нете были выкладки, что имеющимися силами люфтваффе просто физически не могли нанести столько ударов по аэродромам и уничтожить столько техники. Но это неприятная правда про войну, поэтому она неправда

Переместились на новые неподготовленные аэродромы, с известной целью, где не было запаса топлива. Запаса не подвезли а что везли потеряли. Да и зачем тот запас, ведь там впереди столько топлива ждет...Как и с войсками на Белостоцком выступе случилось, только в меньшем количестве. А сидели бы в ППД спокойно попивая чаек собрались и улетели на восток. Но нет, надо ж землю Гренады крестьянам отдать.

zmiter:

Еще через несколько дней число уничтоженных 22 июня 41 г. советских самолетов оценивается немцами в 1 811 (вместо 850!), причем 1 489 из них считаются «уничтоженными на земле».

А есть уверенность, что где-то при переводе/пересказе не поменяли "потерянные" на "уничтоженые"?
Если посреди аэродрома ВВС КА стоит немецкий танк -- то самолёты на нём будут потеряны ВВС КА, хотя могут и не иметь ни единой царапины (т.е. не быть уничтоженными).

Tehnohobby:

У него что-то аналогичное было и про потери танков, и про артиллерию. Он же отмечал, что почему-то ломучесть и потери того, что помогало успешно и быстро отступать (в первую очередь автотранспорт) были сильно ниже.

Частично правда в этом есть -- сломавшуюся полуторку можно тащить другим грузовиком/лошадьми (в т.ч. нештатными, реквизированными у гражданских). А вот танк (даже легкий) или гаубицу -- так утащить гораздо сложнее (хотя в некоторых случаях можно).
Но частично.

zmiter:

Именно так и положено обращаться с крайне дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания Покрышкина, он там очень подробно описывает, как спасал свой разбитый МиГ после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам отступления...

Что за бред? По дороге едут войска, НКВД увозят секретные документы и ценности, семьи комсостава и все кому и чему полагается валят на восток и упираются в колонну самолетов которые со скоростью 2-3 км в час тянут какие-то военные летчики и перекрыли крыльями обе полосы. Что могло пойти не так при господстве в воздухе вражеской авиации. Может Покрышкин чего и тянул по какой проселочной колхозной дороге, но не по шоссе это точно. Скинули бы на обочину и пристрелили за саботаж передвижения военной техники.

zmiter:

Раненый летчик, отходя вместе с наземными войсками, некоторое время буксировал свой самолет грузовиком ЗИС. Однако по приказу командующего 18-й армией, Покрышкин всё же вынужден был сжечь МиГ-3.

Ну ЗИСом то можно, просто слово "тащил" вроде как имеет смысл что-то тащил на себе, своей физической силой, один фиг негабарит на дороге, да и еще с воздуха привлекательная цель, влупили бы по всей колонне из-за одного МИГа. Явно же комбатанты. А так если только грузовики может беженцы немцы могли подумать, по крайней мере не первоочередная цель.

zmiter:

В течении часа ... запускали по разному. В том числе, и просто от инерционного стартера, и просто от грузовика, да и от сапога. Было бы желание.

Ага, один например пускач в кузове грузовика и едет вдоль ряда самолетов, подъехал, соединили шланг, крутанул, отсоединили, поехал к следующему літаку. Ну а если карта только у командира, по дурацкой секретности военных, взлетать всем вместе чтобы не блукали, так можно и юнкерсов дождаться. И видимо дожидались. А может и у командира эскадрильи карты не было, выучил и достаточно, а то вдруг в плен возьмут, а он карту не успеет спалить или съесть.