Минск не избалован серьезными Гран-при. Да и несерьезных кот наплакал. На тлеющих углях советской эпохи что-то такое ревело моторами в шлейфах сизого дыма, распугивая чижовских уток, но кто сейчас помнит имя финишировавшего вторым.
А тут привезли, прямым рейсом, с архипелага, где всё есть. Прослышав, стали, не дожидаясь приглашения, подтягиваться любопытные. Пришлось рисовать слайды и мастерить вводное слово, вдохновляясь былинами и домыслами.
Оказалось, что традиции местной сатурации восходят не к мифическим монахам и вдовам, а прямиком к Прометею. Похитившему секрет вторичной ферментации нектара для передачи третьим лицам. От титанических трудов по пролонгированию перляжа пошаливала печень, будто ее клевал орел. Несмотря на постоянные мучения, игристый стартап выглядел перспективным и многообещающим, не в пример банальному воровству искр из священного костра.
Родос издревле славился своими колоссами. Самым старшим был Бальтазар. Слепленный, ожидаемо, из глины, он был хрупок и при малейшей небрежности шампанизатора норовил разлететься в пыль. Остров буквально усеян черепками подобных технологических неудач. Лишь в средние века выписанным муранцам удалось подрихтовать ноу-хау, сведя взрывоопасность процесса к минимуму.
Пришедшие, томясь в ожидании, вежливо сдерживали зевоту. Наконец раздался приглушенный хлопок, и в воздухе разлилась тревога с недоумением. Затычка подозрительно легко покинула горлышко. Свободные носы потянулись к фужерам, чтобы подтвердить скороспелый диагноз – оксидация. Несомненная и типичная. Народ засобирался по домам. Чтобы спасти вечер, малодушным паникерам были предложены два задания. Определить ароматы помимо уксусных и выяснить год тиража. Совместными усилиями были обнаружены следы инжира, казинаки, грибов и барбариса. С датой оказалось сложнее. Чей-то зоркий глаз узрел в испарившейся под лучами полуденного солнца маркировке намек на второй год миллениума. Слишком зыбкий фундамент для далеко идущих выводов. Оставалась последняя улика.
Произведенный осмотр вроде подтверждал предварительную датировку. И только ярый поклонник сочинений Агаты Кристи утверждал, что на пробке указано имя убийцы.